2. Взгляд повсюду упирается в темные, грязные серые стены, и только в конце переулка виднеется ярко-голубой дом. Кто там живёт?

Сколько бы я не разбивал эту бутылку, сколько бы раз я не кричал о своем желании небесам — всегда все заканчивалось одним и тем же.  Я ухожу с пляжа ещё более грязный и разбитый, чем раньше, хотя думал, что это уже невозможно. 

Я возвращаюсь в спальный район, где  каждый дом и каждая улочка знакома мне с самого детства, я помню как раньше заходил к старушке Бенсон в третий дом на чай. Мальчуган испачканный в грязи спотыкается на лесенках, разбивает коленку и рыдает на всю улицу, да так, что уши закладывает. На этот рёв выбегает и старушка Бенсон с печеньем и пластырями.  Мальчишка гениальный манипулятор. 

На этой же лестнице сидит мужчина с трёхнедельной щетиной и грязной одеждой, будто её месяц вымачивали в луже. Он кричит, плачет и просит о чем-то  - я подозреваю, что он говорит о добавке, допинге.  Ничтожный человек, точно такой же манипулятор. 

И оба этих человека — я. 

В конце этой злополучной, полной воспоминаний улицы стоит дом, краска на котором ещё не облупилось, а крыльцо не разбито бесконечным стуком каблуков. Этот дом нежно голубого цвета, точно такого же, как небо над головой.  В этом доме мог бы жить я, если бы не остался сидеть на чужих ступенях, манипулируя в большей степени собой, чем кем-то другим.